когда-то мертвецкой, уже не представлялось возможным – главный герой сей истории благополучно отошёл в мир иной. Причиной смерти оказался обширный инфаркт. Обнаружили Хрюнькова только на вторые сутки, никто бы и не додумался искать там, да помогли полицейские собаки, которые и привели всех в мертвецкую.

Там, в крохотной тесной комнатке, широко раскинув руки, лежал на одной из трёх ржавых старых каталок Хрюньков, и смотрел полными ужаса глазами в стену, словно там виделось ему что-то невероятно страшное, то, что и заставило его сердце разорваться. Расследование не обнаружило состава преступления и дело закрыли. В роддоме долго обсуждали это загадочное событие. Иные, кто верили в мистику, говорили, что кара настигла виновного, и поделом ему. Все вздохнули с облегчением. Даже аура в роддоме стала вдруг как-то радостнее и чище, всем стало работаться проще и свободнее.

А ещё через месяц Михаил Константинович сделал Аде предложение. Произошло это на одной из смен, когда они остались одни в родовом зале после очередных родов. Ада убирала инструменты, а Михаил Константинович почему-то не уходил и всё стоял у окна, глядя куда-то вдаль, на ночной город. Внезапно он резко развернулся и подошёл к Аде, та, опешив, выронила на пол ножницы, тут же подняла их и убрала в контейнер с раствором для инструментария.

– Ада, – Михаил Константинович взял её хрупкие ладони в свои большие мягкие руки, которые так ценили роженицы за их доброту и заботу, – Ада, выходите за меня замуж!

Это было настолько невероятно, неожиданно и оглушительно, что Ада в первые секунды даже не могла понять смысла обращённых к ней слов, затем глаза её, и без того большие, стали совсем огромными, и она, покраснев, опустила взгляд.

– Михаил Константинович, вы устали, да? Может попросить Любу сделать вам кофе?

– Не надо мне кофе, – отмахнулся тот, не выпуская её рук их своих, – Вы, наверное, думаете, что у меня с головой не всё в порядке или что я шучу над вами, верно? А я не шучу, нет. Я вполне серьёзно сейчас говорю. А то, что я вот так сразу… Так я же понял уже, что вы не такая, как все. Да и я, я тоже… Я не хочу никого обманывать, потому и хочу, чтобы вы убедились в серьёзности моих намерений.

– Михаил Контантинович, Миша, – Ада начала спотыкаться в словах, – Ведь я же вас на девять лет старше…

– Ха! – воскликнул доктор, – Девять лет! И что же с того? Да вам никто и не даст вашего возраста, вы, если хотите знать, моложе меня выглядите!

– Дело ведь не только во внешности, Михаил, – возразила Ада, – Я не смогу родить вам детей, а вы их заслужили.

– Вот уж это как раз и не проблема, посмотрите, сколько у нас отказников бывает! По нескольку в год. Неужели мы не сможем усыновить одного из этих малышей? Или вы думаете, я не полюблю чужого? Бред. Да и не в детях смысл семьи и брака. Не только в них.

– Что вы, Михаил, – опустила глаза Ада и осторожно высвободила свои руки из рук доктора, – Я абсолютно в вас уверена, я же вижу, как вы возитесь с каждым новорожденным младенцем и с их мамами, и я убеждена, что вы стали бы лучшим отцом на свете. Вы и станете им. Встретите своего человека.

– Я уже встретил его!

Ада молча покачала головой.

– Я понимаю, – продолжил Михаил, – Я просто подошёл, как дурак, с таким признанием, и прямо в лоб, вы, наверное, решили, что я не в себе. Но вы обещайте мне, что подумаете, хорошо? А я больше не буду вас тревожить, пока вы сами мне не ответите. Или может… Может я просто вам неприятен? Тогда вы скажите сейчас, сразу, чтобы я не мучил вас больше и не тешил себя надеждами.

– Да разве вы можете не нравиться кому-то, Михаил Константинович? – печально улыбнулась Ада, – Вы прекрасный человек, профессионал своего дела, врач от Бога, красивый и заботливый мужчина, с целями в жизни, но…

– Что – но?

– Дело не в вас, – ответила Ада, – Извините, мне нужно идти работать.

– Но вы обещаете мне подумать?

– Обещаю, – кивнула Ада и быстро вышла в коридор.

***

– Нам пора уезжать отсюда, дружочек, – сказала Ада, устало опустившись на колени перед прибежавшим встречать её с дежурства Гадриэлем.

Крыс пискнул в ответ, будто бы вопрошая, что же случилось, неужели всё так плохо?

– Плохо, всё очень плохо, дружочек, – Ада, не снимая куртки, села на пол в прихожей и расплакалась.

Гадриэль встревоженно бегал вокруг, не понимая, что происходит, затем забрался на плечо, и по заведённой привычке принялся теребить волосы Ады, часто-часто дыша ей в ухо, и утыкаясь в него мокрым розовым носом.

– Да, всё ужасно, Гадриэль. Он может умереть. Ему угрожает опасность, нам надо уезжать. Ты же знаешь, Тьма она всегда бьёт там, где больнее.

Гадриэль расстроенно попискивал, и пытался, как мог, выразить свою любовь хозяйке. Но та не гладила его нежно, как обычно, по шёрстке, а всё плакала и плакала, заливаясь слезами.

– Зачем, зачем только я приехала в этот город? Но разве ж я могла знать, что встречу его? Я думала, что никогда уже не смогу никого полюбить после Алёши.

Ада подняла из ладоней опухшее от слёз лицо и уставилась в потолок.

Перед глазами побежали кадры из прошлого, из той далёкой жизни, которой, казалось, и не было никогда. Так, приснилась лишь во сне…

***

Им с Алёшкой было всего по семнадцать лет. Она любила его так сильно, что сердце готово было выпрыгнуть из груди, она обещала ему ждать его из армии, куда его собирались забрать осенью, ведь скоро, в августе, ему должно было исполниться восемнадцать. Но не забрали. Не успели. Он разбился на мотоцикле, на ровном месте, в поле. Как это могло произойти не понял никто. Никто кроме Ады. Только она видела всю картину, хотя находилась тогда дома, на дедушкиной кухне.

Она готовила им с дедушкой ужин, когда стена словно расступилась, и она ясно увидела поле, расстилающееся за деревней, и Алёшку, на большой скорости несущегося по грунтовке через поле. Он замечательно водил, научил его этому отец. Но сейчас словно из-под земли вдруг выросла Тьма, она поднялась за Алёшкиной спиной густым смоляным столбом и протянула к нему свои липкие длинные щупальца.

– Нет! – закричала Ада во всё горло, срывая связки до хрипоты, – Не смей! Не трогай его! Ты не имеешь права, тварь!

Тьма обернулась на неё и словно усмехнулась своим безликим существом, а затем стремительно выбросила вперёд свои отростки и накрыла ими Алёшку вместе с мотоциклом. В ту же секунду мотоцикл подняло в воздух, завертело и с силой швырнуло в сторону, на одиноко растущее дерево, единственное во всём поле – старый, в три обхвата дуб… Ада потеряла сознание.

Когда Алёшку хоронили, то никто не мог понять, почему его понесло туда, и как можно было врезаться в единственное на всём поле препятствие?! Ада брела за гробом, как в тумане. А после похорон каждый день ходила на деревенский погост, просиживая там за старым крестом бабки Мани, откуда видна была могила Алёшки, на которой лежала, рыдая, его безутешная мать.

Дуб отец Алёшки спилил. Хотя и понимали все, что дерево не виновато в случившейся трагедии, но слишком велико было горе родителей, потерявших сына, слишком больно было видеть каждый раз этот могучий ствол, при ударе о который и сломал череп их сын.

В те дни Ада поклялась, что больше никогда и никого не позволит себе полюбить, чтобы никому не принести больше горя. И у неё это получалось почти четверть века… Как же давно, как давно всё это было.

***

Ада вытерла рукавом слёзы и повернула лицо к Гадриэлю:

– Нам нужно уезжать отсюда, Гадриэль. Я не позволю, чтобы Тьма добралась до него. Он слишком хороший. Он не должен умереть. Я так… люблю его…

Часть 3